Душеполезное чтение от Гиппиус – это ее дневник «Черная книжка»:
Если ночью горит электричество — значит в этом районе обыски. У нас уже было два. Оцепляют дом и ходят целую ночь, толпясь, по квартирам. <...>
На втором обыске женщин не было. Зато дети. Мальчик лет 9 на вид, шустрый и любопытный, усердно рылся в комодах и в письменном столе Дм. Серг. Но в комодах с особенным вкусом. Этот наверно “коммунист”. При каком еще строе, кроме коммунистического, удалось бы юному государственному деятелю полазить по чужим ящикам! А тут — открывай любой. — “Ведь, подумайте, ведь они детей развращают! Детей! Ведь я на этого мальчика без стыда и жалости смотреть не мог!” — вопил бедный И. И. в негодовании на другой день.
А И. И. ездил к Горькому, опять из-за брата (ведь у И. И. брата арестовали).
Рассказывает: попал на обед, по несчастью. Мне не предложили, да я бы и не согласился ни за что взять его, Горьковский кусок в рот; но, признаюсь, был я голоден, и неприятно очень было: и котлеты, и огурцы свежие, кисель черничный...
Бедный И. И., когда-то буквально спасший Горького от смерти! За это ему теперь позволяется смотреть, как Горький обедает. И только; потому что на просьбу относительно брата Горький ответил: “Вы мне надоели! Ну и пусть вашего брата расстреляют!”
Об этом И. И. рассказывал с волнением, с дрожью в голосе. Не оттого, что расстреляют брата (его, вероятно, не расстреляют), не оттого, что Горький забыл, что сделал для него И. И., — а потому, что И. И. видит теперь Горького, настоящий облик человека, которого он любил... и любит, может быть, до сих пор.
Меня же Горький и не ранит (я никогда его не любила) и не удивляет (я всегда видела его довольно ясно). Это человек прежде всего не только не культурный, но неспособный к культуре внутренне. А кроме того — у него совершенно бабья душа. Он может быть и добр — и зол. Он все может и ни за что не отвечает. Он какой-то бессознательный. Сейчас он приносит много вреда, играет роль крайне отрицательную, — но все это, в конце концов, женская пассивность, — “путь Магдалинин”. Но Магдалина, которая никогда не раскается, ибо никогда не поймет своих грехов.
Не завидую я его котлетам. Наша затхлая каша и водянистый суп, на которых мы сидим месяцами (равно как и И. И.) — право, пища более здоровая!
<...>... Горький жадно скупает всякие вазы и эмали у презренных “буржуев”, умирающих с голоду.
У старика Е., интеллигентного либерала, больного, сам приехал смотреть остатки китайского фарфора. И как торговался! Квартира Горького имеет вид музея — или лавки старьевщика, пожалуй: ведь горька участь Горького тут, мало он понимает в “предметах искусства”, несмотря на всю охоту смертную. Часами сидит, перетирает эмали, любуется приобретенным... и верно думает бедняжка, что это страшно “культурно!”
В последнее время стал скупать и порнографические альбомы. Но и в них ничего не понимает. Мне говорил один антиквар-библиотекарь, с невинной досадой: “заплатил Горький за один альбом такой 10 тысяч, а он и пяти не стоит!”
Кроме альбомов и эмалей, Зиновий Гржебин поставляет Горькому и царские сторублевки. И. И. случайно натолкнулся на Гржебина в передней Горького с целым узлом таких сторублевок, завязанных в платок.